Осмотр оказался неутешительным. Он крепко попался, и потому проклинал себя, как только мог, не извиняясь уже перед Олтромом. До того ли. Но, выпустив наружу самое черное отчаяние, Ветер снова обрел привычное присутствие духа, что не раз его выручало, и начал понемногу раскидывать умом.
По виду в нем уличного «кормильца» не заподозришь. Ветер никак не сойдет за какого–нибудь бродягу или темника из уличного братства. Оружие для мужчины — дело обычное, да и вряд ли слуги впопыхах разглядели, что именно у него там под плащом. Мелким украшательством костюма, которым хворают почти все представители его ремесла, как Кривой, например, и многие его приспешники, Ветер никогда не увлекался. И грубо, и уродливо к тому же. А плащ он и вовсе приличный выменял. А вот золото, что со старика снял… от него надо избавиться. Но как? Тут где ни спрячь… найти могут по случаю. И тогда все станет яснее ясного.
«Рискнуть надо», — решился он. Если старик до завтра не очухается, то утром Ветер преспокойно выскользнет из этой западни. А деньги при нем найдут, только если обшаривать станут, а с чего бы им? Вот если старик заговорит… Уж тогда — и так, и сяк выходит ему Башенное подземелье. А пока… Наружу проситься — дело зряшное. Ночью ни один приличный человек за дверь не сунется, а тот кто сунется — на уме что–то темное держит. Так что одно остается — спокойно утра дожидаться. Тогда и двери отопрут. Отчего не отпереть? Пока что на госте никаких подозрений. Вряд ли кто до восхода Канна разглядит в благородном спасителе темника из уличного братства. Может, еще и отблагодарят.
До конца увериться в собственной безопасности так и не удалось. Ветер чувствовал себя так, словно под ним не мягкие подушки, а портновские, куда втыкают иглы. Но время как–то коротать все равно приходилось. И он пристроился прямо на скамье, не снимая, впрочем, плаща, хоть камин еще теплился. Для осенней экипировки жарковато, однако от чужого глаза подальше — целее будешь.
В который раз он уныло озирал приветственный покой. В таком богатом доме Ветру еще бывать не доводилось, и в других обстоятельствах он бы с интересом тут поосмотрелся, и не только с целью что–нибудь стащить. Все–таки вор–то он только во вторую очередь, уж никак не в первую.
Все так и пестрило дорогими инкрустациями и позолотой. Богато, но без особого вкуса. Зато мебель удобная и подушки мягкие. Узорчатый каменный пол отполирован до зеркального блеска. Обычный сторожевой Дракон над входом. По трем остальным сторонам — еще три Дракона–хранителя. Все как полагается. Или нет? Ветер присмотрелся, даже привстал. Необычные у этих Драконов обличья. Что это у них, по одному глазу, что ли? Да, один большой глаз вместо двух. Старичок с причудами, однако.
Засыпать было нельзя, да поначалу и не хотелось. Но ночь выдалась трудная, вымотался он здорово, а суета наверху понемногу сменилась тишиной, и Ветер начал незаметно проваливаться в забытье. Лишь привычка дремать вполглаза помогла ему сразу очнуться, когда он почувствовал рядом чужое присутствие.
Хозяйка спустилась к Ветру. Витой подсвечник у нее в руке показался гостю совершенно лишним, потому что зала и так была освещена чрезмерно для уличного темника, он предпочел бы полумрак, чтобы скрыться от лишних взглядов. Стало не по себе, когда подле него оказалось еще тремя огнями больше. Как будто все его дурные намерения могут разом вылезти на свет.
На самом деле здешняя госпожа оказалась несколько моложе, чем почудилось Ветру вначале. Лицо ее успели избороздить неглубокие, но частые морщины, и кожа давно уже увяла, зато держалась она до сих пор прямо, и стариковские глаза, уже немного водянистые, смотрели на мир еще весьма уверенно. Ветра она разглядывала вполне благожелательно. Сразу видно: женщина добрая. У него глаз на людей наметанный.
— Приветствую с добром в моем доме. Не могу тебе выразить, как я благодарна, — голос у хозяйки давно утратил прежнюю привлекательность, но в нем еще не бренчали неприятные скрипучие ноты. — Ты ведь спас его… от смерти спас. Как будто сам Нимоа послал тебя! Это просто чудо… А как… — запнулась она, — мне тебя называть?
— Ветер, госпожа.
Обстоятельства требовали поклона, и Ветер склонился. Слегка. Не надо терять достоинства. Ведь это они ему обязаны.
— Ветер? — она заметно удивилась и повторила, точно не могла поверить сразу: — Ветер… А дальше?
— Просто Ветер. Мои родители рано умерли, я не знал их, поэтому больше ничего не сохранилось, — намеренно жестко бросил он.
Хозяйка почувствовала неловкость — видно, как она замялась. Ветер решил воспользоваться заминкой, чтобы оборвать ненужные расспросы:
— Что это за дом, госпожа? Клянусь Нимоа, у меня не было намерения здесь оставаться. Это все случай.
А вот теперь она здорово удивилась.
— Это дом господина Брана. Силивеста Брана. Неужели кто–то в этом городе не слышал о нем?
Как не слыхать! О богатстве Силивеста Брана ходили легенды, однако Ветру никогда бы и в голову не пришло, что этот сухощавый старик — тот самый известный богатей, с руки которого кормится половина Городского Совета. Знал бы — ни за что бы сюда не сунулся.
— Я недавно в Ласпаде, — уклончиво ответил он.
— А я — Ивария Бран, супруга господина Брана, — важно сообщила хозяйка.
Ветер снова отвесил поклон, теперь уже поглубже.
— Я вижу, мои слуги совсем о тебе позабыли. Но все они нужны были там, наверху. Я уже позаботилась исправить упущение: комната для нашего гостя готова.
— Не стоит так обо мне заботиться, госпожа! — вскричал Ветер. Холод ринулся вверх по спине. — Как только Канн взойдет, я покину этот дом.
— Я пошлю слугу с вестью для твоей семьи, как только Канн взойдет! Только скажи куда.
Ловушка почти захлопнулась.
— У меня нет семьи, госпожа Бран.
— Так куда же? К родичам?
— Но, госпожа Бран… зачем это? Я и сам…
— Разве ты не понял, кого спас? Кого избавил от гибели? — перебила старуха. — Ведь мой супруг, без сомнения, захочет достойно вознаградить тебя за труды и за благородство! — С каждым мигом она набиралась все большей важности. — И будет очень недоволен, когда узнает, что ты ушел с пустыми руками. Что я отпустила тебя просто так! Однако… лекарь Пубест говорит, что муж мой проспит очень долго. И беспокоить его никак нельзя, необходим покой.
— Но мне не нужна его награда! — старался Ветер из последних сил, отчаянно рискуя вызвать у нее подозрение своим странным, глупым бескорыстием.
— Но он велел, — и «он» прозвучало очень твердо, — чтобы ты обязательно дождался его пробуждения. И я ему обещала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
